В день смерти Сталина — 5 марта — мы запустили цикл интервью с сотрудниками музея Истории ГУЛАГа.
Считается, что система ГУЛАГа прекратила свое существование в 1960-х. Во времена хрущевской оттепели СССР отказался от сталинских методов давления на несогласных. Но тема остается актуальной до сих пор. Работники музея уверены, что должны сохранять память о том, что произошло с нашей страной, нашим обществом и в конечном итоге касается каждого из нас.
Трубин Алексей. Координатор экскурсионных программ
Координирую все экскурсии, ищу новых экскурсоводов, работаю в рамках образовательных программ, сопровождаю выставки в регионах, провожу мастер-классы. Также занимаюсь координацией развития, то есть определением стратегических направлений музея. Мы участвуем во всех городских программах, которые работают со школьниками, — это бесплатные школьные автобусы, которые привозят к нам в музей школьников. Такие группы приезжают каждый день. Еще мы проводим уроки: учитель вместе с классом приезжают провести здесь урок.
Мы разработали специальные методики, как работать с нашей экспозицией максимально продуктивно. Учитель без предварительной подготовки здесь не разберется. Дело в том, что экспозиция нелинейная и требует осмысления. И еще один проект — "Музеи. Парки. Усадьбы". Школьники приходят уже самостоятельно либо с учителем или родителями, получают на кассе листок с заданиями, задания выполняют и получают баллы.
Проект "Прожито"
Проект "Прожито" существует в нескольких форматах: для взрослых, когда они расшифровывают дневники, и для подростков — там мы выбираем доступные для детей тексты, которые уже были расшифрованы, но несут большое количество смыслов. Мы не вводим их в научный оборот, но в то же время для подростка это возможность познакомиться с реальным документом, прочитать чьи-то мысли. Это познание и понимание прошлого через конкретный документ — письмо, открытку или целый дневник. У нас была серия, когда мы расшифровывали целый дневник подростка.
Для детей мы и другие вещи проводим — просмотр фильма "Мой ГУЛАГ", например. Мы не только его показываем, но и обсуждаем. После просмотра задаем ребятам вопросы. Затрагиваем разные темы — и депортации, и лагерные истории, и репрессии в отношении детей.
Важная часть истории
Мы понимаем, что к нам приходят подростки разных взглядов. Нужно их различать. Есть те, кого привели, — тогда, как правило, у них нет исходной позиции. Тут нельзя думать, что у всех есть к этому какое-то отношение. Мы можем говорить о 20%, у которых есть какое-то отношение к этой теме и понимание, о чем мы вещаем. 80%, скорее всего, где-то что-то слышали, но не знают фактуры, либо вообще ничего не слышали. Возможно, о сегодняшних репрессиях они знают больше, так как слово "репрессии" они сейчас слышат в новом контексте. Что касается позиции, если она яркая, то может быть и позиция отрицания, но я редко с этим сталкиваюсь.
После выхода из экспозиции у большинства подростков приходит понимание, что это важный пласт нашей истории.
Наша задача — возбудить интерес у подростков. Мы часто им говорим, чтобы они поговорили со своими бабушками и дедушками и расспросили про тот период, необязательно про репрессии. Иногда эти дети приходят потом со своей семьей.
Отношение к теме
У тех, кто приходит с какой-то резкой позицией, отношение к этой теме почти не меняется. Может, появляются сомнения. Музей показывает им другую точку зрения. Это важно. Возможно, эта позиция отрицания формируется под влиянием определенных обстоятельств, подписок на определенные паблики или при общении с определенными взрослыми. Попадая к нам в музей, такой человек открывает другую точку зрения. Он может с ней спорить, но, по крайней мере, он видит, что она есть и что она выражена вот так.
К нам приходит много студентов из силовых вузов.
Было такое, что курсанты, будущие прокуроры, пришли и сказали: "О, это же про нашу историю". А потом их энтузиазм как-то погас, когда они поняли, как эта история рассказывается, потому что они слышали совсем другую версию.
На что-то это может повлиять. Сотрудники этих вузов довольно лояльно относятся к этой теме. Наверное, те, у кого есть противоречия, сюда просто не ходят.
К нам приходят и военные переводчики, и ФСИН, и ФСБ. Обычно преподаватели приводят своих студентов. Наша экспозиция и экскурсии направлены на то, чтобы создать ощущение темы и выстроить систему ее восприятия. Человек, выходя из экспозиции, сам формулирует отношение.
Публика музея
Молодежь, приходят также и взрослые люди, туристы, для которых наш музей — неотъемлемая точка маршрута. Это культура посещения мест со сложной темой, которая есть в Европе. Так называемый темный туризм. У нас системно он отсутствует.
ГУЛАГ — это сложная тема. Это тема, выводящая нас на очень серьезные размышления. Тема, которая ставит такие вопросы, как цена человеческой жизни. Она формирует у человека собственную позицию.
На выходе из экспозиции есть три вопроса, с которыми мы оставляем человека. Это сложные вопросы, на которые нельзя ответить. Человек сам их формулирует, в этом и сложность.
Человек не просто узнает здесь историю, а понимает, что это касается и его. Плюс мы говорим об эмоциональной сложности. С одной стороны, наша экспозиция не призвана давить на эмоции, но без личных историй, которые есть в экспозиции, о теме нельзя создать устойчивое впечатление. Одних документов, цифр недостаточно, чтобы понять, что это было.
Поэтому мы сделали экспозицию двухслойной: ГУЛАГ в судьбах людей и в истории страны. Мы показываем историю большой страны и историю конкретных людей. Люди задают вопросы по цифрам, но вот этот слой судеб людей помогает выстроить другой угол зрения. Может быть, цифры в конце концов не так важны. Они важны для понимания масштаба, но для понимания того, чем эти события являются, для нас сегодня цифры не так важны.
Нас спрашивают: "Вот почему вы считаете, что 25 млн, там же была часть уголовников?" Мы и не скрываем: 25 млн — это общее число. Вопрос в том, что ввиду правовых особенностей того времени и произвола не очень понятно, кто из этих уголовников действительно уголовники, а против кого было сфабриковано дело — и это дело на самом деле о селедках, которые повлекли за собой уголовное дело о хищении. Но это уже вопрос, который находится в этической плоскости, — соизмеримость наказания преступлению. И когда человек задает вопрос об этих цифрах, мы можем задать ему встречный вопрос: "А что, если ты или твои родственники подвергаются подобным преследованиям? Будет ли иметь для тебя значение — ты один из миллиона или один из ста?" Если человек имеет возможность пропустить историю через себя с помощью историй других людей — это успех.
Трудности в работе
Поиск языков работы с аудиторией. Это самое сложное для меня сейчас. Каждой аудитории нужен свой язык и свой подход. Когда мы начинаем формулировать наши цели — а мы сейчас на таком рубежном моменте, когда мы открыли новую экспозицию, когда мы преодолели большой путь до нее — маленький музей на Петровке, переезд в это здание, одна выставка, а потом другая, — это большой процесс осмысления и переформатирования цели.
Следующий шаг в осмыслении темы — нам нужно понять, привлекать больше людей в музей или искать другие форматы. Когда мы делим наши целевые аудитории, мы понимаем, что каждой аудитории требуются свои языки, и у нас с каждой аудиторией свои цели. Мы экспериментируем, начинаем присутствовать там, где нас не было. Например, издательская программа. На последнем нонфикшене была презентация нашей книги, изданной совместно с издательством "Белая ворона". Это попытка вернуть утраченную литературу.
Трансформация отношения к теме политических репрессий
У нас очень сложная страна. По моему впечатлению, везде по-разному. Например, в Ульяновске отношение не очень поменялось, а в Иркутске или Коми для каждого это своя история. Мы пытаемся сделать тему проговариваемой, это наша основная задача — демаргинализировать. Кстати, те же задачи образовательных проектов для педагогов. У нас есть проект "Урок памяти" — это некий конструктор, каждый учитель с помощью него может провести свой урок по теме массовых репрессий. Это тоже для того, чтобы дать понимание, что говорить об этом можно. Даже этого понимания иногда сложно достичь.
Мы иногда разговариваем со школьниками и спрашиваем у них: "Вам об этом рассказывали?" Они говорят: "Нет", тогда мы задаем вопрос: "Почему?" И у них возникает целый спектр предположений. Потому что, может, сам учитель об этом не знает, может, он считает, что рано еще знать. И когда говорим с учителями, то они говорят точно так же: "нет времени", "учебный план, в котором этого нет". 30 октября — это день безопасного интернета, а не день памяти политических репрессий. Учитель сегодня — это вырванный из пространства человек. Сегодня ситуация меняется, но не так интенсивно.
