"Не делайте вид, что не понимаете меня. Все вы прекрасно понимаете. Во-первых, деточка, нейминг и номинирование в пиаре и в жизни совершенно разные вещи. Нейминг – это искусство, когда из ничего создается имя. А номинирование – ну что, все имена уже есть, кого-то двинули выше, кого-то ниже.
Теперь бронирование. Ну кто говорит бронирование? Букинг! И транскрибирование – это же язык сломаешь! Сейчас транскрайбинг и только транскрайбинг. Особенно в музыке.
И тестирование – мы же не в деревне, правда? Только тестинг. И короче, и бесконечно красивее. Еще пройдет десяток лет, и мы спрячем все это немецкое старье за слайдингом".
Так объясняла стихийная лингвистка-штатница, а по совместительству – работница турбизнеса – моему товарищу, почему вместо вульгарного "парковка" давно пора перейти на "паркинг". – Он даже у французов паркинг! – сказала она. – А французы ого-го как свой язык берегут от американцев.
"Долой германизмы, да здравствуют американизмы..."
Суффикс "инг" пришел в язык не за красоту свою, а только потому, что принес гору новых понятий. Вернее сказать, емких терминов, эти понятия выражающих. И в кондовое советское время были в ходу слова, описывающие, например, глумление над человеком или преследование слабого толпой сильных, но в буллинге, моббинге или газлайтинге содержалась некоторая терминологическая точность, и они накрепко вросли в русский общественно-политический словарь.
Разговор же о вражде суффиксов в современном русском возник после того, как названный товарищ услышал в московском метро объявление о штрафе, который причитается уличенным в "зацепинге". Раньше я слышал только о "зацеперах – людях, которые ездят, как мы когда-то в отрочестве на переполненных трамваях, но теперь это стало чистым развлечением, и профессиональные зацеперы катаются, уже и прицепившись к вагону метро. Мелькнула однажды шальная мысль, а не от названия ли улицы это слово – от московской улицы Зацепа. Но оказалось, что Зацепа тут ни при чем: просто к русскому глаголу "зацепить" приделали теперь уже новый русский суффикс английского происхождения "инг", и получился термин для административно наказуемого деяния.
Живет язык, щекочет мохнатые уши пуристов, дышит в их гоголевские и не очень носы.
Не уверен я, что работница турбизнеса моих лет или чуть помоложе права на все сто. Ведь пока еще "нейминг" все-таки ходит рядом с "номинированием", а "слайдинг" вроде бы не отменил роскошное слово "складирование", которое чем еще хорошо? Тем, что шестисложной протяженностью своей внутренней формы воспроизводит само складское помещение. И тем, что славянский "склад" породнился с германским "ированием".
Мирному взаимодействию и взаимопроникновению языков противна только недружественная оккупация. Попалось мне на глаза название одного проекта, сочиненное добрыми людьми с наилучшими, может быть видами. Сейчас ведь как? Человек, не упоминающий в Эрэфии "сладкую военную операцию", "новые территории", не вставляющий куда попало латинские буквы Z и V, уже кажется диссидентом и фрондером. Ему приходится, возможно, даже симулировать языковое безумие, чтобы никто не догадался, что ты нормальный человек. Попалось мне на глаза название научного проекта, который был подан в оккупационную администрацию, но поддержки не получил: "Основы управляемости месторазвитий: полимасштабный геохроноанализ". За что отверг Российский научный фонд это название, составленное на незнакомом иностранном языке? Может быть, за недостаточную марциальность? Или за недостаточную глубину квазимодальности (по Виктору Гюго) вверенного ученым языка онемевших местных жителей. Возможно, оккупанты почуяли недоброе: "А вдруг местные ученые люди и в самом деле подучат людей попроще разбежаться от нас по своим удаленным местам, раствориться и зажить своей жизнью где-нибудь во глубине сибирских руд? Вдруг не принесут нам на съедение своих деток, как сейчас это делают?"
Да на этом ученом фоне изуродования языка зацепинг – почти глоток свежего воздуха.
В мыслях об этом и я захотел глотнуть свежего воздуха. Почти тридцать лет назад умер мой старший товарищ, гениальный поэт Владимир Бурич. Он был родом из Харькова, где жил при немецкой оккупации.
ОККУПАЦИЯ
Achtung
Bekanntmachung
Betreten
Ausweiss
Beerdigung
Hinrichten
Scheisse
Schmeisser
Abschiessen
забилась
родная речь
по толкучкам
сортирам
заборам
биржам труда
бульварным романам
в казино
в постелях проституток
рождались слова-ублюдки —
шпрехать
лахать
Обреченная на умирание
возродилась
в словах
ПРОВЕРЕНО
НЕ ОБНАРУЖЕНО
ПАВЛОВ
Как был, казалось бы, прост выход из той, немецкой оккупации города Харькова и города Белгорода. Совсем ненадолго задержались тогда "слова-ублюдки шпрехать и лахать". Из детской памяти достал их поэт.
А что же в наше время? Ведь тут пришел новый оккупант, не иноземец какой, а свой, и принес вроде бы свои слова, свою "специальную военную операцию", своим словечком "суверенитет" задумал прикрыть истребление соседней страны, своей "денацификацией" захотел прикрыть людоедство, свою "вертикаль власти" колом вгоняет в гробы своих "двухсотых", своим "народосбережением" выпустил кровь, как воду, и все это делается на "государствообразующем языке", самым "высокоточным оружием", да еще и с клеймом иноземным - латинскими буквами Z и V.
И как теперь стряхнуть уродов? Какой зацепинг вывезет из этого суверенного факапа, какой дайвинг избавит жителей города Харькова от народосберегающего кащея?
! Орфография и стилистика автора сохранены
